На заре самурайской вольницы - Александр Альшевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда ликования по поводу победы затихли, настала пора решать деликатный вопрос – что делать с заговорщиками? Среди них имелись и члены императорской семьи, и знатные аристократы, и влиятельные самураи. Правда, сначала их требовалось разыскать, поскольку ни одного сколько-нибудь значимого трупа обнаружить не удалось. Госиракава откровенно тяготился необходимостью выносить вердикт по делу о мятежниках. В нем уже пробуждался искусный политик, который скоропалительными приговорами, а главное, связанной с ними ответственностью, не хотел ограничивать свободу маневра в будущем. В том, что маневрировать придется очень скоро, он не сомневался.
Когда перед императором предстал для доклада Синдзэй, тол молча дал знак начинать. Перечень арестованных и разыскиваемых, вернее, их должности и придворные ранги, испортили настроение впечатлительного императора. С кислым выражением лица он промолвил: «Печальная сложилась ситуация, Синдзэй. Склоки и кровь. Как все это неприятно. К тому же совсем нет времени для имаё. Прошу тебя внимательно и серьезно разобраться и сделать все как положено. И не смей докучать разными пустяками. Я тебе полностью доверяю и уполномачиваю действовать от моего имени». Сказав это, император заметно повеселел – найден козел отпущения, который позволит сохранить лицо при любом развитии ситуации. Госиракава не сомневался, что этот козел умен и поступит именно так, как хочется его хозяину. Загадочно взглянув на Синдзэя, император проронил: «Помнишь, как там, у этого китайца… А, вспомнил, Бо Цзюйи. Смолкнет цитра, и ей на смену – вино. Уходит вино, а на смену – стихи. Три друга, сменяясь, приходят. И в их круговороте не замечаешь часов…».
«Ты не так глуп, как хочешь казаться, государь», подумал Синдзэй, сохраняя на лице подобострастную улыбку. «Желаешь, мол, кушать из зеленоватого танского фарфора, развлекаться с друзьями, с тремя сразу. До государственных ли тут дел. Ну, что же…». Синдзэй сообразил, что от него требуется: без лишних колебаний взвалить на себя тяжкое бремя управления государством. Пока же он будет нести это бремя, император, его воспитанник, посвятит себя или, скорее всего, сделает вид, что посвятит, исключительно изящным искусствам и прочим милым сердцу утехам. Мечта Синдзэя исполнилась – он стал фактическим правителем страны. И для начала ему надо найти и примерно покарать зачинщиков смуты.
В столице и за ее пределами появились доски-объявления: «Тот, кто замешан в мятеже, но готов в искупление вины принять монашество, должен по своей воле объявиться в усадьбе Хигаси сандзёдоно. Заблудшим, но раскаявшимся будет дарована жизнь». Поверив Синдзэю, к усадьбе потянулись сторонники экс-императора. Они надеялись на традиционное милосердие победителей. В Киото примерно триста пятьдесят лет не издавалось высочайших указов о смертной казни. Императоры и окружавшие их аристократы страдали крайним суеверием и искренне боялись мстительных духов казненных, поэтому обычным наказанием стала ссылка. По древнему законодательству существовало три вида ссылки: дальняя, средняя и ближняя. В случае незначительного преступления ссылали в Этидзэн или Аки; преступления средней тяжести – в Синано или Иё. Самым суровым наказанием считалась дальняя ссылка в Идзу, Ава, Хитати, Оки, Садо, Тосу. Про провинцию Тоса вообще говорили, что это страна чертей. Если человека приговаривали к ссылке в Тосу, его охватывало такое отчаяние, словно он прощался с этим миром навсегда. И лица там другие, и обычаи. Язык тамошний не разберешь, а лошади маленькие, как собаки…
По столице поползли слухи, что большинство тех, кто поверил властям и явился с повинной, казнены. Слухи подтвердились и люди содрогнулись от невиданной жестокости. Однако Синдзэй не унимался. Его обуревала жажда крови. Любой, направивший лук против государя, считал он, – отъявленный бунтовщик, будь он хоть аристократом, хоть самураем. Ссылать таких бесполезно – пройдет время, и они примутся за старое.
Экс-император Сутоку бежал в храм Ниннадзи, где принял подстриг, выражая тем самым отказ от претензий на роль «отца нации» и покорность Госиракаве. Он надеялся избежать сурового наказания и провести остаток жизни где-нибудь недалеко от столицы. Как он ошибался! Для Госиракавы, оказавшегося на престоле по стечению обстоятельств, можно сказать даже случайно, Сутоку – старший представитель прямой линии императорской династии, да еще имеющий прямого и законного наследника, оставался главным противником в борьбе за власть. Нынешнее поражение вовсе не исключало возможности его экс-императорского правления в будущем при своем сыне. В этом мире чего только не случается. И монашеская ряса тому не помеха. Потенциального конкурента требовалось устранить. На смертную казнь старейшины императорской семьи Госиракава пойти, конечно, не мог. А вот заслать куда-нибудь подальше и забыть о его существовании – совсем другое дело. В те времена ссылка имела особый смысл. Император, как воплощение святости и непогрешимости, должен постоянно пребывать на чистой неоскверненной земле, каковой и считалась столица. Удаление от нее означало погружение в скверну. Именно по этой причине императоры очень редко покидали Киото. Ссылка не только унижала и оскорбляла Сутоку, но и полностью лишала надежд на возвращение власти, ибо от подобной скверны его не смогли бы очистить никакие молитвы.
Сутоку ссылают в провинцию Сануки на острове Сикоку, где он вместе с любимой женой, матерью принца Сигэхито, проживет восемь лет и умрет в 1164 г. Сигэхито отдадут в храм Ниннадзи, в котором он будет вести монашескую, уединенную жизнь под строгим надзором братии. Земной путь он окончит в 1162 г. в возрасте двадцати трех лет.
Судьба Ёринаги сложилась еще трагичнее. Во время защиты дворца Китадоно он был ранен стрелой, но сумел бежать, и направился с горсткой сопровождающих в Нару, где надеялся получить помощь в храме Кофукудзи. Ёринага сохранял бодрость духа, но от потери крови слабел. Он уже не мог самостоятельно передвигаться и его несли на носилках. В предместье Нары, куда Ёринага все же добрался, он попытался встретиться с отцом, но тот категорически отказался. Теряя силы, Ёринага незаметно вытащил из-под одежды короткий меч и молча воткнул в шею прямо под ухом. Воистину смерть, достойная воина. Он стал единственным из аристократов и видных самураев, кто погиб, можно сказать, на поле боя. Другие же покорно пошли на поклон к победителю, рассчитывая сохранить голову. Удалось это далеко не всем.
Левый министр не обрел покоя и после смерти. По приказу Синдзэя труп извлекли из могилы и лишили головы, которую выставили на всеобщее обозрение. Не избежали наказания и дети Ёринаги. Старшего сына, Канэнагу, сослали в Идзумо, где через два года он умрет в возрасте двадцать одного года. Третий сын, Таканага, закончит жизненный путь в Идзу. Второй сын, Моронага, будет сослан в Тосу. Он окажется более везучим, чем братья. По ходатайству жены, фрейлины Бифукумонъин, Моронагу простят и разрешат жить в Киото. Более того, его прекрасная игра на биве пленит Госиракаву настолько, что он назначит в 1177 г. бывшего ссыльного великим министром! Сын заклятого врага Госиракавы станет его первым советником. Однако удача опять отвернется от Моронаги. На этот раз его сошлют в Овари. Там он примет монашество и уйдет на покой, закончив придворную карьеру. Дети Моронаги последуют его примеру, и ветвь Ёринаги полностью исчезнет с политической сцены.
В Киото продолжались казни. Рокудзё Кавара и Фунаокаяма были завалены головами тех, кто поверил объявлениям Синдзэя и явился с повинной. В самурайских владениях смертная казнь слыла обыденным средством предотвращения кровной мести, однако столица давно отвыкла от подобных зверств. Последний смертный приговор, вынесенный императорским двором, привели в исполнение в 810 г. во времена «инцидента Кусуко» («Кусуко но хэн»). Правил страной тогда император Хэйдзэй, человек умный и последовательный. Его окружали разные люди: и те, кто верно служил отечеству, и те, кто думал лишь о своей выгоде. К последним относились аристократ Наканари и его младшая сестра Кусуко, распорядительница женских покоев императорского дворца. Их отец, Фудзивара Танэцугу, отличился при строительстве новой столицы Нагаока, что помогло старшей дочери Кусуко стать женой императора Хэйдзэя. С ее помощью братцу и сестрице удалось втереться в доверие императора, и их влияние при дворе стало расти. В 809 г. болезнь вынудила Хэйдзэя уступить престол наследному принцу, взошедшему на престол под именем Сага. Сам же Хэйдзэй, уже экс-император, уединяется в старой столице Наре. Боясь потерять свое положение, Наканари и Кусуко вместе с сановниками и чиновниками последовали за экс-императором. Образовались два двора: при экс-императоре Хэйдзэе в Наре и императоре Саге в Хэйане (Киото). Дворы всячески соперничали и издавали взаимоисключающие указы. Двоевластие продолжалось более года. Наконец, экс-император приказывает императору покинуть Хэйан и перенести столицу в Нару. Далее, по замыслу Наканари и Кусуко император Сага должен был вернуть престол своему старшему брату Хэйдзэю. Сага, возмущенный поведением последнего, категорически отказывается, арестовывает Фудзивара Наканори, случайно очутившегося в Хэйане, и направляет войска в Нару. Не ожидавший подобного ответа Хэйдзэй принимает монашество, а Кусуко совершает самоубийство. Наканари по приказу двора казнят.